Пижма — 400-километровая река Печорского бассейна. Она берет начало в Ямозере и впадает в Печору напротив старинного поморского села Усть-Цильма. Вдоль Пижмы когда-то пролегал тележный тракт, соединявший Печору с Мезенью, а неподалеку от Ямозера существовал волок с Пижмы Мезенской на Пижму Печорскую. Таковы были пути сообщения между крупными староверческими ареалами Русского Севера-мезенским и усть-цилемским.
Еще в начале прошлого века на пограничном Ямозере случались стычки между мезенцами и усть-цилемами за обладание рыболовными угодьями. Но сегодня эти места обезлюдели. На богатое щукой (о щучьих размерах здесь слагают легенды не только рыболовы) Ямозеро даже усть-цилемы забираются редко в основном зимой и весной. Летом на Ямозеро не пробиться ни посуху, ни водой — Пижма мелеет, и ее перекаты и шиверы в это время становятся непроходимыми для моторок.
Вездеход хоть и ревел, как раненый зверь, но катил мягко. Мы любовались видами северной тайги, вполне проходимой и просторной. В северном климате деревья растут медленно. Упавшие стволы сгнивают быстрее, чем вырастают новые. Лесок не слишком активен, поэтому тайга вопреки нашим ожиданиям выглядела совсем не заросшей, скорее парковой. Мы пересекали живописные распадки, встречали мощные скальные выходы, думая о том, какие неожиданные «Швейцарии» пропадают в безвестности на покидаемых людьми северных просторах.
Ямозеро встретило нас дождем и ветром. Мы встали немного ниже истока реки, под защитой леса. Идти ловить легендарную щуку под ветром не хотелось — сказалась усталость суматошных дней сборов и дороги. Немного побросали блесны в неширокую здесь Пижму, но ничего, кроме травы при каждом забросе, из обмелевшего русла не выудили. Так и отправились спать в охотничью заимку у воды, но без рыбы.
Наутро долго провозились, собирая байдарки, и решили начать сплав, оставив мысли о щучьих рекордах. В конце концов, щука есть и в реке, а главной нашей добычей должен был стать хариус.
Сказать о Пижме, что она петляла, будет недостаточно. Казалось, она кружила нас среди невысоких берегов, время от времени поощряя наше упорство аплодисментами утиных крыльев. Мы пробирались по реке, иногда становившейся совсем узкой, и молили Бога, чтобы на пути не оказалось завала.
На одном из поворотов наши лодки прошли над небольшим бочажком, в прозрачной глубине которого мы увидели стаю жирных хариусов. И повергли нас в изумление качеством улова: хариусы были как на подбор, весом под килограмм каждый. Ни один не смог устоять перед колдовством яркого алого с салатным «Блю фокса». Можно понять неискушенных обитателей таежных вод: такую волнующую приманку они видели, пожалуй, впервые…
Вскоре мы остановились у небольшого плеса, глубина которого не превышала метра. Крупные хариусы гуляли у дна, не смущаясь присутствия лодок. Очевидно, мы были прекрасно видны рыбе, но это ее не пугало.
Усилием воли мы заставили себя остановиться после нескольких беспроигрышных забросов, когда стало ясно, что даже для четверых голодных странников улов действительно великоват. Хорошо еще, что только половина нашей группы-рыболовы. Что бы мы делали с неудержимым азартом четверых?
Настроение наше поднялось до неба. Жить стало лучше, жить стало веселей. На привале мы сварили первую в этом походе уху. На поверхности ароматного бульона плавал ха-рьюзовый жирок. Весь улов просто не поместился в котелок, и нескольких крупнячков присолили к ужину.
Довелось встретиться и со щукой. Наша лодка прошла прямо над хищницей, прекрасно различимой в негустой растительности. Мы быстро причалили, и я бросил все тот же Blue Fox №2 с тем расчетом, чтобы погрузившаяся по течению блесна оказалась поближе к щучьей морде, обращенной вниз по реке. Второй раз забрасывать не пришлось.
Щучка была небольшая — немногим более килограмма. Надо сказать, что особо крупных щук нам вовсе не попалось. Может быть, потому, что до населенных мест река мелковата, а в «населенке» ситуация становится похожей на ту, что мы видим на большинстве обжитых рек: если и есть крупные экземпляры, то они же являются и крупными учеными-профессорами рыбьей науки выживания.
Поскольку на два экипажа был всего один подсачек, бывало, что мы вытаскивали одну щуку вчетвером: двое направляли байдарки на сближение, один держал подсачек, а исполнитель удачного заброса заводил в него щуку.
После двух дней сплава характер реки изменился. Мудреные петли постепенно спрямились, течение ускорилось, и сквозь невероятной прозрачности воду мы увидели замысловатый рельеф каменистого дна. Еловый лес по берегам отступил, и ближе к воде стали преобладать огромные пихты. Мы подходили к району, где Пижма прорезает отроги Тимано-Печорского кряжа.
Встретив перспективный омут, мы вставали на его краю, чаще на выходе или сбоку, и веером обстреливали акваторию. Однажды мою блесну схватил особенно крупный хариус. Могу предположить, что если бы он не сорвался при вываживании, я побил бы свой личный рекорд, когда я выловил трофей весом немногим более килограмма и длиной 54 см в Бабанью-притоке Кожима на Приполярном Урале.
Мне приходилось слышать рассказы о хариусах весом и 3 кг, но личный опыт заставляет относиться к этой песне рыбацкого эпоса скептически. Ни в руках у коллег, ни на фото я не видел хариусов заметно длиннее 50 см и существенно тяжелее килограмма.
Примерно в 90 км от истока Пижмы начались шиверы. Река стала настолько мелкой, что продвижение по ней превратилось в бесконечное вылезание-залезание в лодку, протаскивание судов на бечеве по отмелям.
Мы старались быть аккуратными, но все равно периодически приходилось заклеивать мелкие пробоины. 15 км шивер мы шли почти два дня.
В относительно глубоких местах все еще активно брал хариус, хотя и не такой крупный, как прежде, а когда река приняла в себя большой приток справа и стала полноводной, оказалось, что мы покинули необитаемый мир. На слиянии стояла первая после старта охотничья избушка. В воде у берега валялись покрытые слизью остатки чьего-то рыбного пиршества. Давным-давно Дерсу Узала протестовал против загрязнения воды отбросами, но привычки гостей тайги, кажется, неискоренимы.
В эти места Пижмы уже легко добираются моторки, соответственно, и рыба становится осторожной. Хариус стал почти равнодушен к блесне, и я наконец-то расчехлил нахлыстоное удилище.
Трудно сказать, удалось бы нам поддержать рыбный рацион без нахлыста. Рыболовы, которые иногда попадались нам в своих шитых из длинных досок лодках с моторами, ловили почти исключительно на червя, которого привозили с собой из деревенских скотных дворов. Накопать червей на реке в этих широтах практически нереально.
Но вот на сухую мушку из оленьего меха хариус реагировал довольно активно. Примерно половина пойманных рыб была взята на сматывании шнура и вытягивании мушки против течения, что говорило об относительной беспечности рыбы.
Я использовал снасть 7-го класса, хотя можно было вполне обойтись и 5-м. Прежние крупные экземпляры остались только в воспоминаниях. Сковорода стала вмещать не одну-две рыбины, а десяток.
Рыбалка перестала быть эксклюзивной, но совершенно удивительными сделались пейзажи. Скалистые, местами причудливой формы берега поднялись на высоту до 100 м. Мы взбирались наверх, попадая на сказочные, покрытые белым ягелем и брусникой поляны. Сверху в телевик фотоаппарата можно было разглядывать дно реки даже в самых глубоких местах — настолько прозрачна пижемская вода.
Вскоре мы приплыли в первую обитаемую деревню Скитскую. В XVIII веке здесь был довольно большой старообрядческий монастырь — Велико-женский скит. Обитель известна самосожжением в 1743 году 87 насельников скита, не пожелавших сдаться присланной властями воинской команде. Место захоронения староверов-поморцев отмечено огромным лиственничным крестом позапрошлого века, в их память недавно возведена часовня.
Несколькими километрами ниже Скитской стоит большая деревня Замежная. Когда-то сюда из Усть-Цильмы летал рейсовый самолет. Отсюда в советское время туристы начинали сплав по Пижме до устья. Мы же решили здесь маршрут закончить и выехать к усть-цилемскому парому через Печору на машине. В памяти осталась самая недоступная, красивая и удивительная часть Пижмы.
